Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черчилль писал о загадочном правителе Британии времен гораздо более знаменитого Карла Великого: "Мы похожи на геологов, которые вместо окаменелости находят лишь пустоту, в которой, несомненно, обитало существо необычной силы и размера". То же самое можно сказать и о Лиланде Стэнфорде. Окружающий мир подстраивался под его присутствие,
Но он остается загадочным. Стэнфорд в странной пассивно-агрессивной манере продолжает бросать вызов издалека. Кто был он? Его верность семье была несокрушимой. Помимо этой несравненной добродетели, даже панегирист Дэвид Старр Джордан в частном порядке танцевал вокруг порицаемой честности своего покровителя в общественных делах. В обширных, хотя и поверхностных мемуарах Джордана он описывает Стэнфорда как "человека массивного телосложения и довольно медлительного. Хотя он был чрезвычайно прямым и искренним. Он обладал значительным фондом сухого юмора". Это послесловие имеет слабый запах того, что Джордан готовил свои воспоминания, чтобы быть вежливым, поскольку трудно найти кого-либо, кто сделал подобное наблюдение.
Герберт Нэш, который начинал как репетитор Лиланда-младшего, но остался со Стэнфордами надолго после смерти мальчика и стал доверенным лицом семьи на десятилетия, дает больше информации:
Сомнительно, что он когда-либо полностью доверял кому-либо. . . [Даже в самых близких отношениях есть невысказанная сдержанность, отдел мыслей и бытия, не раскрытый полностью, что приводит самых близких друзей к неотразимому выводу, что предел его доверия контролировался самым разумным образом.
За долгие годы их совместной жизни в тесном кругу Нэш писал: "Я видел, как его не трогали ни великие катастрофы, ни великое счастье. Добрая и злая судьба, кажется, влияют на него одинаково - или, скорее, кажется, что они не влияют на него". И далее: "Сенатор Стэнфорд - человек, о котором я могу сказать, что у него нет близких друзей", добавляя: "Я имею в виду, что у него нет тех личных друзей, которые есть у большинства из нас".
Хьюберт Хау Бэнкрофт, знаменитый историк Запада XIX века, рассорившийся со Стэнфордом, все же отметил склонность барона-разбойника замыкаться в себе, столкнувшись со своим богатством и славой. Однажды, отмечает Бэнкрофт, клерк из местного бизнес-справочника пришел в нью-йоркское представительство Southern Pacific, чтобы собрать кое-какую информацию. Не узнав великого человека, клерк спросил Стэнфорда о его профессии.
История более успешно улавливает проблески Джейн Лэтроп Стэнфорд, но не слишком удачно. Иногда ее изображают святой, иногда - боевым топором, но слишком часто - двухмерным персонажем. Обычное публичное описание Дженни в газетах ее времени звучало так: "Прекрасная за все женские качества". Берта Бернер, обычно хвалящая ее, вспоминала, что "миссис Стэнфорд стала управлять людьми благодаря своему богатству, и никакая корона или титул не сделали ее власть более абсолютной". Бернер, писавший с любовью и уважением, добавил: "Она очень свободно высказывала свои мысли, и обычно люди, казалось, боялись возражать ей в чем-либо".
"Миссис Стэнфорд остается особенно загадочной личностью", - заключила писательница и бывший архивариус Стэнфордского университета Роксанна Нилан.
Ее образ удивительно податлив, в то время как реальность остается неуловимой. Она кажется не совсем человеком. Отчасти это объясняется тем, что и Лиланд, и Джейн Стэнфорд завуалированы в баснях об основании и непростых первых годах существования Стэнфордского университета. Они являются неотъемлемой частью тщательно контролируемого общественностью образа учебного заведения, которое олицетворяет себя такими терминами, как "новаторский", "инновационный" и "прогрессивный".
Хотя многие письма Дженни сохранились и были отсканированы, есть основания полагать, что у нее был более интимный и откровенный дневник, который она уничтожила позже, как и большую часть переписки своего мужа, что вызывает дополнительные вопросы о том, что она не хотела знать.
Многие считают Дженни "эмоциональной", впадая в усталый женский типаж, как это сделал сомнительный доктор Уотерхаус, предположивший, что ее смерть была результатом "истерии". Возможно, более уместно заменить слово "эмоциональная" тем, что она часто сочувствовала, обычно была эмфатичной и неизменно напряженной. Никто из тех, кто внимательно читает ее немалое количество сохранившейся переписки, не может не видеть, что Дженни Стэнфорд была оставлена без особой подготовки, и поэтому вполне понятно, что она металась от одного действия к другому, убирая его. Но надо сказать, что свидетельств откровенного двуличия почти нет. Ее искренность, независимо от того, было ли ее поведение ровным или неровным, горячим или холодным, правильным или неправильным, была достаточно постоянной. Последние годы ее жизни в качестве вдовы пришлись на десятилетие бушующего моря в большом бизнесе, когда она создала крупный университет и управляла огромным поместьем, охваченным волнениями, прежде чем ей стало казаться, что она направила корабли в гавань, и это очень большая ее заслуга.
Ей очень помогли, особенно Джордж Крозерс в последние годы, и в немалой степени Дэвид Старр Джордан. Но в отношении последнего запись скомпрометирована. Убийство Дженни было клинически ясным с 1905 года, когда она была смертельно отравлена. Последующие запутывания Джордана, который сначала представал как благородный визирь Стэнфордов, затем как угодливый придворный, в конце концов раскрывают его как простого предателя справедливости, причитающейся Дженни. Перескакивание Джордана с одного неправдоподобного, противоречивого и бесчестного объяснения на другое было настолько сильным замешательством и в то же время влиянием, что оно продолжает побуждать недостаточно информированных, одинаково подхалимских и слишком робких людей отступать на более безопасную почву карикатур, образов и мифов, окружающих Стэнфордов.
Риск, связанный с железнодорожным бизнесом, гораздо меньше, и это одна из веских причин, по которой книги, фильмы и телевизионные шоу, посвященные этому, как бы карикатурны или педантичны они ни были, продолжают появляться в изобилии. Надо сказать, что то, что рельсы занимают центральное место в истории страны, не вызывает сомнений. "По мнению большинства историков, какими бы ни были затраты, железная дорога была ключом к индустриализации", - отмечает один из выдающихся ученых.
Сегодня мы видим эту иконографию в наших великих и бывших великих городах. Именно вокзал был памятником мегаполиса конца XIX - начала XX века, как и церкви древней Европы, и